Внешний вид: спутанные волосы, испачканная форма отряда, высокие сапоги, уставший и потухший взгляд.
Инвентарь: УПМ, мечи

Лошадь то и дело ведет в сторону, потому что у наездницы дрожат руки. Ходят ходуном, словно на непригодном для жизни холоде. Криста плетется где-то позади и не оборачивается, зная, что больше никого не осталось. Та небольшая группа людей, что расплывается перед глазами – это все, кому удалось выжить. Храбрость, пусть напускная, пусть фальшивая, давала им сил переступить границу, где заканчивается право человека на существование. Теперь все их мужество растоптано, похоронено, вместе с товарищами, в желудках гигантских чудищ.
«Как же так?» - наверняка этим вопросом задаются буквально все, но разве от этого хоть кому-нибудь из них станет легче? Разве перестанет в груди сжиматься узел боли и громких рыданий, которые они не могут себе позволить? Они знали, на что идут, знали, что многие уже не вернутся обратно, но почему по лицу не прекращают течь слезы? Их соленый вкус явственно ощущается на губах, глаза покраснели и опухли, только гробовая тишина и редкие всхлипывания оповещают о том, что солдаты снова дома.
Но никто, абсолютно никто не рад их возвращению.
Когда они оставляют позади себя все городские улицы, усталость обрушивается на плечи, как будто только этого и ждала. Солнце теперь садится рано, но никто не замечает, как сумерки сгущаются вокруг каждого, и каждый думает, что больше не будет бояться.
Ленц поднимает голову и мутными, огромными бледно-рыбьими глазами косится на поникших товарищей, и хочется выдавить, выстрадать из себя эти слова утешения, которые никому не нужны, но она лишь хватает ртом холодный воздух и тихо кашляет во все еще трясущуюся ладонь. Права была Имир, она – непроходимая трусиха.
Вот уже виднеются отсыревшие от дождя деревянные кладки казармы, ветер пробирает до костей настолько, что даже плащи уже не спасают от его напора. Вяло скатываясь с лошадей, солдаты направляются в тепло, где их ждут миска жидкого горячего супа и тяжелое осознание, невыносимое настолько, что этой ночью никто не будет спать спокойно. Невысокая Криста сильно ударяется ступнями о землю – иначе слезть со своей верной кобылки у нее не получается, она месит ногами черную жижу, но резко замирает от отчаянных криков. Конни, перепачкав руки в грязи, срывает голос, говоря о том, о чем другие посмели только подумать.
Остальные так и бредут вперед, не оборачиваясь, как будто не слыша. Светлые волосы Кристы падают ей на лицо, перепуганные, пустые глаза неотрывно глядят на затылок Спрингера, она делает очередной неуверенный шаг, чтобы оказаться ближе и присаживается на корточки по правую от него руку.
- Конни, - язык не слушается. Ленц облизывает пересохшие губы и пытается произнести имя товарища более внятно. – Конни, не надо.
Ее голос, слабый и тихий, кажется на удивление уверенным, но тонет в крике. Девушка кладет руку Конни на плечо, маленькие белые пальцы цепляются за него, словно паук-альбинос, и она больше не плачет, когда заглядывает в знакомое, но чужое, одичавшее от страха и боли лицо.
- Это не бессмысленно, - пальцы разжимаются, и Криста успокаивающе гладит многострадальное плечо, ей даже удается выдавить из себя улыбку, лишь бы хоть как-то приободрить, заставить поверить в себя и в будущее для всего человечества. – Они не погибли напрасно, они – герои, и мы тоже… - заминка. Ленц стирает рукавом перепачканной пылью и грязью формы застывшие на ресницах слезы. - … сражаемся не зря.
Она поднимается на ноги и пытается подтянуть наверх и Конни, словно приросшего к земле, ошеломленного, сломанного Конни, который дурачился, смеялся и верил. Это смотрится несколько комично: низкорослая тощая девчонка едва не протаскивает по земле юношу, в этот момент упрямо возненавидевшего весь мир.
- Пожалуйста, пойдем домой.

Отредактировано Historia Reiss (2013-12-26 00:01:20)