Название эпизода: Хищники
Действующие лица: Rivaille, Vanessa Kane, Camus Nightray
Погода: +18, повышенная влажность.
Эпиграф:...этот мир не стоит того, чтобы в нем жить.
Отредактировано Vanessa Kane (2013-07-19 21:40:29)
Shingeki no Kyojin: Betsu mondai |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Shingeki no Kyojin: Betsu mondai » Отыгранные эпизоды » [AU] Хищники
Название эпизода: Хищники
Действующие лица: Rivaille, Vanessa Kane, Camus Nightray
Погода: +18, повышенная влажность.
Эпиграф:...этот мир не стоит того, чтобы в нем жить.
Отредактировано Vanessa Kane (2013-07-19 21:40:29)
Можно быть уверенным на сто процентов в том, что свобода — это рай. Даже психически больной человек не станет утверждать обратное. Каждый человек, как правило, хочет быть свободным, делать то, что ему хочется и ни от кого не зависеть. Исключения встречаются, но крайне редко и не в этой жизни. С этим все ясно, однако что же насчет желания лишать свободы других людей? Недуг ли это или естественная необходимость? Или просто прихоть? Эти люди, лишающие свободы других, говорят разные вещи: "Это для всеобщего блага", "Это для его блага", "Это обезопасит других". И всегда они говорят о благе, о пользе и прочей ереси, которой уже никто не придает значения, потому что всем уже давно известно, что все это — пустой звук. Эти люди считают это просто необходимым. Это закон: прятать людей в тюрьму или психиатрическую клинику. Они говорят, что с ними что-то не так, и что им нужно исправиться. Но на самом деле все уже давным-давно знают, что исправиться не может никто. И лишь избранные знают истинную причину существования этих кутузок — и все это действительно тюрьмы. Даже психиатрические клиники. В этом мире все постепенно превращается в некое подобие тюрем, откуда выбраться невозможно: школы, детские сады, гипермаркеты — все это давно уже обросло решетками, через которые перелезть практически невозможно. И тогда, когда все стало похоже на узилища, сами тюрьмы превратились в огромные торговые комплексы. Однако далеко не все забивали всем этим головы. Бессмысленные рассуждения об этом никогда ни к чему не приводят. Толку никакого нет от простых размышлений.
В психиатрической клинике принято говорить, что никто на самом деле не болен, все оказались по какой-то глупой ошибке родственников, судей, адвокатов, знакомых, друзей и прочих. Каждый, кто находится здесь, не считает себя ненормальным. Негласное правило в дурдоме: все вменяемые, просто мир за стенами клиники слишком жесток. Однако время от времени здесь появляются настоящие сумасшедшие. Это случается не так уж и часто, но все-таки. Таких людей обходят стороной, да и вообще на них косо смотрят. Такие обычно долго не держатся в клинике, поэтому находят где-то веревки и лезвия и кончают жизнь самоубийством.
Ночью в психиатрической клинике тихо не бывает, ведь именно здесь огромный сгусток душевнобольных людей. Чтобы они хоть немного успокоились, им вкалывают снотворное, однако некоторым удается избежать этого. Они просто бредят достаточно тихо для того, чтобы их услышал кто-то из персонала, но зато их прекрасно могут слышать другие пациенты. И это немного напрягает, особенно вспыльчивых. Потом приходил персонал и вкалывал им снотворные, а другие продолжали бредить.
— Мой милый сломанный ягненок, — шептал кто-то из другой палаты. Стены были слишком тонкими, поэтому Риваю было слышно дыхание и каждое слово. Честно говоря, он уже привык к тому, что каждый день ему приходилось слушать бред какого-то совершенно незнакомого человека. Со временем даже к такому привыкать приходится. Однако назвать это на самом деле привычкой нельзя. Скорее, он принимал это как должное, нечто естественное. — Я так беспокоюсь, когда ты плачешь... Мой милый сломанный ягненок... Не бойся, дети возьмут тебя и запустят в небо ракеты... Они ведь монстры... Монстры, пускающие ракеты в небо... Опять мертвые руки стучаться в нашу дверь... Ну-ну, не плачь... Они уйдут... Мы все сломлены и напуганы. Эта школа так похожа на тюрьму... Один, два, шесть, десять...
Как бы не хотелось заткнуть его, Ривай держался по двум простым причинам: во-первых, он был действительно душевнобольным; во-вторых, жить ему осталось действительно недолго. Не оставалось ничего делать, кроме как отдавать дань уважения. На другой стороне раздался испуганный крик, а затем и плач. Это уже стало естественным, причем до такой степени, что плач идиота за стеной казался каким-то ненастоящим. Он плакал, скорее, не от обиды, а по привычке, потому что так нужно. Когда ты заперт в тюрьме или психиатрической клинике, все может случайно стать естественным и войти в привычку. Именно по этой причине некоторые люди, покидая стены тюряги или психушки, не могут смириться с тем, что они вновь на свободе. Их душа больше не принадлежит им самим — она в тех стенах, что не позволяли им выходить и свободно делать то, что хочется. Теперь они уже не могут без этих стен и решеток. Именно по этой причине многие кончают жизнь самоубийством.
За другой стеной послышался нежный женский голос. Она опять пела. Та девушка. Он её никогда не видел, честно говоря, но часто слышал её пение. Сегодня она напевала одно из произведений Роберта Шумана. И мужчина узнавал это фрагмент из 48-ой оперы.
— Hör ich das liedchen klingen... — еле слышно прошептал темноволосый, вспомнив песню, которую когда-то слышал. Может, он слышал её десять, а то и пятнадцать лет назад. Ностальгировать, однако, он не стал по этому поводу, а просто слушал. Конечно, в её исполнении это звучало несколько иначе, но откуда же в психиатрической клинике могут взяться музыкальные инструменты? Ривай поднялся с кровати и подошел к другой стене, чтобы лучше слышать её пение. Однако примерно в ту же секунду она прекратила петь.
— Эй, ты когда-нибудь думал о побеге? — внезапно спросили за стеной. — Я думаю, что думал... Я вот до сих пор об этом думаю... день и ночь... Я хочу сбежать отсюда, вернуться в обычный мир... Понимаешь, со мной все нормально... Я не психически больна, но меня упекли сюда родственники. Странно, не правда ли? — Она нервно засмеялась. — Жаль, что я не могу сбежать. — Девушка сделала паузу, но вскоре с горечью выдавила: — У меня рак на последней стадии. Даже если я выберусь отсюда, я умру через три-четыре дня, может, через неделю... но больше не протяну...
"Настоящая клиника смертников," — с некоторой долей презрения подумалось Риваю. Он понимал, что каждый человек стремиться к свободе. Не все мирятся с положением, в котором оказались. И всем, кто когда-либо был заперт в четырех стенах, понятно это стремление быть свободным. Он уже давно думал о побеге. Долго и четко все пытался просчитать, что-то выяснял от других пациентов. И все равно, что ему нужно здесь быть. Мужчина считал, что ему гораздо важнее быть рядом с товарищами и защищать человечество ценой своей жизни. Он не принадлежал этим четырем стенам, здесь было не его место. Поле битвы — вот его место. Там он и должен быть, и все равно, что думают об этом другие. В ту же ночь темноволосый решил привести свой план в исполнение.
***
Говорят, что, когда человек оказывается на свободе, он либо несказанно радуется, улыбаясь во все тридцать два зуба, либо с грустью смотрят на место, где провели лучшие годы своей жизни. С Риваем не было ни того, ни другого. Он был весьма спокоен и собран, не видел ничего сверхъестественного в том, что ему удалось удрать: дежурило немного человек, санитары оказались сговорчивыми, к тому же ему удалось припрятать пару банкнот, поэтому персонал дружно посодействовал ему в побеге. Все было чрезвычайно просто.
Бредя рядом с воротами психиатрической клиники, Ривай понимал, что не может отделаться от чувства, будто бы рядом есть кто-то ещё. Возможно, так оно и было, поэтому он решил приготовиться атаковать. Оружия у него, конечно, не было, но приемы самообороны он до сих пор не забыл, а это может помочь. Годы, проведенные в разведотряде, заставили его уметь быть готовым ко всему, даже к самым неожиданным ситуациям, ведь в 9 из 10 на вылазках происходили непредвиденные ситуации.
Среди овец даже волк примеряет овечью шкуру.
И хотя Ванесса никогда не чувствовала себя волком – более того, она всегда была скорее овечкой, ни на что толком не способной, кроме как плыть по течению да изредка прикидываться хищником – за последние годы она в полной мере осознала, насколько сильно влияние окружения. В лесу жить – по-волчьи выть.
А отсиживаться в психушке, дабы избежать наказания – самому начать сходить с ума, постепенно становиться таким же, как люди вокруг. Слышать голоса на грани реальности, проваливаться в бред, спасаться лишь в снах…
В это неугодное Богу заведение Ванесса пришла здоровой. Мастерски прикидывалась психически больной, буянила, несла полный бред; была сумасшедшей ровно настолько, чтобы суметь обмануть далеких от медицины людей и заплатить специалистам. Все, что угодно, лишь бы сохранить собственную жизнь, даже свободой можно пожертвовать, лишь бы не умереть, лишь бы не понести ответственность за собственное преступление. Все те, кто живет, жил и будет жить в этом мире, и так уже наказаны самим своим существованием, пляшут под чьи-то аккорды и даже не понимают, что никогда не были по-настоящему свободными. И какая тогда разница, какого размера клетка – с весь мир или со здание лечебницы? Через пару лет уже не так важно, что является «твоей территорией» - страна, город, дом или маленькая палата с зарешетченым окном под самым потолком, в которое иногда пробивается лунный свет.
Со временем волчий вой становится родным голосом.
Единственным, к чему Ванесса никак не могла привыкнуть, были голоса за стенами. Кто-то стонал, кто-то шептал, кто-то кричал, кто-то ругался так, что уши вяли, а кто-то пел.
За стеной слева часто раздавался нежный девичий голос. Когда-то он наверняка был кристально чистым, но сейчас девушка то и дело на тон или полтона не попадала в мелодию, и такой резкий диссонанс бил по музыкальному слуху больше, чем ругань из-за другой стены и душераздирающие крики где-то позади. Там был карцер, там держали тех, кого не удавалось утихомирить даже снотворным и тоннами успокоительного, оттуда раздавались крики ужаса, крики агонии, крики мольбы о помощи, а Ванесса думала о том, что здесь, вот в этом месте, нужно было взять выше, а здесь голос «соседки» неоправданно дрожал, словно она всеми силами старалась дотянуться до туда, до куда не могла, хотя всего минуту назад брала куда более высокие ноты.
Ванессе редко удавалось узнать то, что пела соседка, девушку природа не наделила голосом, только слухом, а родители заставили научиться играть на пианино, но иногда пальцы сами по себе выстукивали на дряхлом матрасе мелодию, которая оживала благодаря нежному девичьему голосу, иногда e-moll или B-dur узнавались словно сами по себе, а в голове то и дело мелькало: а здесь она спела просто фа, а не фа-диез, перейдя из e-moll в a-moll…
Обычно пение затихало постепенно, когда голос девушки начинал дрожать все больше и больше, но однажды она прекратила петь слишком резко. И заговорила, кажется, с другим своим соседом. Ванесса не могла слышать, о чем, до нее доносились лишь обрывки звуков, по которым можно было судить, что разговор продолжается. И сразу же стало немного тоскливо: с ней «соседка» никогда не говорила.
Вот уже пару лет с Ванессой не говорил никто, кроме врачей и санитаров: в моменты прогулок девушка сама избегала других пациентов, боясь «заразиться» их безумием. Хотя в глубине души понимала, что заразны не люди вокруг – заразен мир, заразны стены, заразна она сама.
А потом девушка с ангельским голосом вдруг заговорила. И устами ее словно глаголил сам дьявол.
- Ты бы хотела сбежать? – тихо спрашивала она. – Я бы хотела. Я ведь не сумасшедшая, я тут из-за родственников… Ты ведь такая же, да? Ты ведь тоже думала о побеге? – в голосе прорезалась горечь, такая, что глаза могло бы щипать. – Я не могу, у меня рак… остается только умереть. Тот парень за другой стеной, он хочет сбежать. Ты тоже? Я знаю таких, как он и как ты, я сама была такой…
Ванесса молчала, не зная, что ответить. Она сидела и слушала, не говоря ни слова, и всю ночь вслушивалась в звуки за стенами. Больше всего на свете девушка боялась однажды провалиться в трясину окружающего ее безумия, поэтому еще до того, как попасть сюда, продумала план побега. Простой, основанный на человеческих пороках и слабостях: кого нужно можно подкупить, а кто неподкупен – тот печется о собственной репутации. А что случится с репутацией, если станет известно, что некоторые больные совсем не больные, а просто скрываются от закона?
Так что с «побегом» проблем не было.
Но уже на улице, глядя на темные окна места последних лет жизни, Ванесса задумалась: зачем? Зачем ей было сбегать, если в мире за забором ее ничего не держит? Словно дьявол ангельскими устами нашептал: «Сделай это, сделай это, сделай…».
И, кажется, не ей одной. В темноте девушка различила силуэт, который определенно был ей знакомым. Еще один пациент, отличавшийся от многих своей военной выправкой и глазами безразличного убийцы. Был ли он по-настоящему сумасшедшим? Зачем он сбежал? Ждал ли его кто за забором?
Если да, значит, и у Ванессы есть шанс скрыться вместе с ним, нужно только аккуратно за беглецом проследить. Любому нужны деньги, а они у девушки были всегда. Совсем как привычка паразитировать на других, жить, выживать, самоутверждаться за чужой счет. Сливаться с другими, надевать волчью шкуру в лесу и овечью с добрыми фермерами, чтобы потом сбежать или укусить, оставить или предать. Это же так по-человечьи, так привычно и легко.
Вот только одну ошибку Ванесса уже совершила: она не заметила, что беглец, за которым она следовала, не просто насторожился, но и был готов драться. Он был заведомо сильнее, нет, даже не так, девушка была заведомо слабее. Но разве замечаем мы собственные слабости?
Все произошло будто вчера. В его дом врывается толпа людей в белых халатах и силой одевают на него смирительную рубаху. Даже учитывая силу парня, он ничего не смог сделать. Случайно увиденное в зеркале своё испуганное выражение лица и непонимание того, что происходит будто отпечаталось в сознании. Камю думал, что это просто ошибка, ведь он ничего такого не делал. А оказалось, нет. Никакой ошибки тут не было. По крайней мере, со стороны «психически неуравновешенного». Он просто кому-то мешал и от него решили так избавиться. После осознания этого, можно было только догадываться, сколько можно было заплатить за то, что бы его упекли в психушку.
Наверное, из всей этой ситуации больше всего страшно было именно то, что к нему относились врачи не как к человеку, а как к какому-то животному. Постоянные перешептывания, уколы. Не понятно было для чего это все. Ведь он даже не буйствовал. Не говорил во сне и не бредил. А просто продолжал улыбаться и убеждал себя что это временно и скоро его отсюда выпустят. А какая отвратительная еда в это клинике. От него выворачивало наизнанку, но приходилось есть, лучшего не дано.
Такое чувство, будто попал в ад. Хотя в аду наверное и то приветливее. И ведь даже поговорить толком не с кем. Врачи все время наблюдают, а стоит кому-то что-то сказать, то «больного» уже готовы были запереть где-то вдали от всех. А ведь так хочется поговорить с кем-то более или менее адекватным. Конечно, странно, что такой парень как Найтрей страдает от нехватки общения, но здесь это было вполне естественно.
Прошел уже не один год после того как он попал сюда. Даже смог свыкнуться с отвратной едой, смог принять невыносимых соседей по «клетке», даже нашел более менее адекватных людей с которыми можно было поговорить, да что уж там, он наконец-то начал нормально спать на этих невыносимо жестких кроватях после которых ломит спина.
Но за всем этим сложно было заметить, как сам постепенно начинаешь терять свой рассудок. Как начинаешь говорить во сне, вспоминая былые годы. Когда любая красивая девушка, которую хотел заполучить, стоило только подойти и сказать пару ласкающих слух слов, она уже падала к ногам. Именно когда рыжий начал осознавать, что хочет вернуть свою старую жизнь, тогда впервые появилось желание сбежать. В другом случае ему бы эта идея в голову бы не пришла. Но он не поднимал этот вопрос со своими собеседниками, ведь знал что им все равно доверять нельзя.
План побега пришел в голову сам собой, когда в психушку пришла на работу новая медсестра. Молодая, смазливая и, по всей видимости, ужасно наивная. В первую же ночь она осталась на дежурство. Ночные обходы были здесь в порядке вещей, но раньше никого из новичков не подпускали к этому делу. Видимо врачи совсем обленились, раз хрупкую девушку отправили на такое. Для начала нужно было завоевать доверие. Денег у него не было, поэтому вариант с тем, что бы подкупить врачей, был откинут. А вот соблазнить молоденькую девушку для его многолетнего опыта было проще простого.
Вот и она. Наконец приближается к его «комнате», как принято называть одноместные клетки у нынешних пациентов. Камю заговорил с медсестричкой, но та сначала испугалась. Конечно, в первое же дежурство тип, непонятно по какой причине попавший сюда, начинает разговор и просит побыть собеседницей. Он знал, чему учат этих врачей. Психам отказывать нельзя, иначе хлопот потом много будет.
Их разговоры продолжались почти каждую ночь в течении нескольких месяцев. И кажется, она перестала считать рыжего за психа и вроде бы даже начала доверять. Именно этого он и добивался. Оставалось дело за малым.
Спустя ещё где-то несколько месяцев, ещё до обхода он услышал разговор. Как раз напротив него была девушка, которая часто пела. И именно в эту ночь она заговорила со своими соседями. Говорила такие соблазняющие вещи о побеге. И услышанный разговор только больше подбил Найтрея к тому, что бы сбежать в эту ночь.
Этой ночью должно было быть несколько обходов. Первый проводил главный врач, а потом уже медсестричка. Камю притворился спящим и внимательно слушал происходящее вокруг. Он услышал, как те самые соседи договариваются с врачом о побеге. И во сне только ухмылялся.
Вот наконец наступило время обходя медсестры. Он уже её ждал тщательно продумав план того, как заставит её открыть двери.
Простой разговор. Всего лишь прелюдия к главному вопросу.
- А ты не могла бы открыть дверь? Мне так неудобно разговаривать с тобой через эту решетку. – мастерски соврал рыжий. Он видимо ещё не растерял своё мастерство «вешать дамам лапшу на уши». Ведь она все-таки открыла. И первое что он сделал, это поцеловал свою собеседницу. Как давно он не ощущал прикосновение мягких губ красавицы. Та естественно была в шоке и потребовала объяснений, когда Камю все-таки разорвал поцелуй. И тут в ход пошла вторая часть плана. Он начал говорить, что влюбился в неё, что хочет быть с ней. И тут конечно девушка растаяла и сама предложила ему сбежать из психушки и что бы они вместе отправились в другой город.
«Какая наивная. Ещё такое дитя. Тебе это пойдет на пользу.» - подумал парень, жалея девчушку. Она дала ему денег на билет и первые дни проживания. Они договорились встретиться в определенном месте, в определенное время. Но естественно это не входило в планы «рыжика».
Он без проблем вышел из лечебницы, так как все санитары просто забили на свою работу.
Найтрей заметил неподалеку движущиеся фигуры и спрятался за ближайшим деревом, чтобы его не заметили. Он решил сначала понаблюдать, что они будут предпринимать, а только потом уже действовать.
Сверчки пели на удивление громко в эту ночь. Короткими летними ночами часто можно услышать их стрекотание, но обычно оно тише, чем сейчас. Возможно, это все из-за того, что Ривай редко выбирался ночью на улицу, поэтому и не слышал вблизи пения сверчков. Картина вызывала некоторую ностальгию, поэтому на секунду мужчина предался воспоминаниям. "О чем поют сверчки?" — спросила девочка, а дедушка ей ответил: "Сверчки поют только о любви: теплой, нежной и бесконечной. Птицы, лягушки, цикады и люди тоже поют только о любви. Знаешь ли ты, что песни — это свернутые знамена любви? Но иногда все они плачут... и вновь из-за любви". Тогда он невольно задался вопросом: "Почему именно о любви?". Сейчас, казалось бы, сверчки пели громко о свободе. Возможно, о ней они пели тогда, когда в очередной раз кто-то сбегал из психиатрической клиники или тюрьмы. Из-за этого оглушающего "пения" Ривай не мог слышать даже собственное сердцебиение, но он пытался прислушаться. Где-то вдали послышалось уханье совы, шелест листьев... Подул сильный ветер, из-за которого листья зашелестели ещё громче, и теперь уже эти звуки сливались в общую какофонию с уханьем и стрекотом. И все-таки на миг мужчине все-таки удалось услышать один звук, который отличался от общей "мелодии". Теперь он мог четко слышать в ночной глуши чужие шаги.
Оглянувшись, он заметил неподалеку какой-то силуэт. Из-за ночной темноты невозможно было понять, что это за человек. Возможно, это был кто-то из персонала, а, может, кто-то ещё сбежал из клиники. Вряд ли это был какой-нибудь санитар, ибо они до смерти боятся выходить ночью за пределы здания, ведь, если верить многочисленным слухам, местность рядом с психиатрическими клиниками зачастую населена призраками. Суеверность глупого персонала была известна многим больным в психушке, однако немногие понимали, что это может значить. Некоторые не воспринимали это как какую-то важную информацию, которая может помочь им в побеге. Ривай начал вглядываться в темноту в надежде распознать в силуэте знакомого, но тщетно — было слишком темно. Он мог бы подойти ближе и тогда бы, возможно, при свете Луны ему бы удалось увидеть лицо незнакомца. Однако это было слишком опасно — никогда не знаешь, кто может оказаться врагом. Может, это какой-нибудь шизофреник, который может случайно принять темноволосого за страшного монстра, которого нужно убить? Ничего не оставалось, кроме как спросить, кто это там во тьме стоит.
— Ты кто? Отвечай сейчас же, — потребовал Ривай. Он старался говорить негромко — так, чтобы его слышал собеседник, но не могли услышать другие личности. А ведь наверняка где-то за тонкими стенами дурдома сидят санитары и вслушиваются в ночную тишину. Они будто бы ожидают, когда ночь, наполненную стрекотом сверчков и шелестом листьев, пронзят чьи-то голоса. Ведь это так забавно, когда психически нездоровые люди пытаются сбежать из этого Ада... И, конечно, они имеют право при побеге подстрелить нерадивых сбегающих людей. Совсем как какие-нибудь надзиратели в тюрьме... И причиной здесь служит лишь одно — это клиника для неизлечимо больных. Отсюда никто никогда не должен выходить. Это место — закрытая зона для тех, кто навсегда потеряли то, что помогало им в повседневной жизни всё их сознательное существование.
Рядом со входом в психиатрическую клинику появились ещё силуэты. Их было двое — оба мужчины, кажется. В руках у них были фонарики. Светили они не слишком-то хорошо, но достаточно для того, чтобы отыскать беглецов. Они что-то тихо обсуждали, но до ушей Ривая доносилось какое-то невнятное бурчание. Сердце забилось чуть быстрее. Он не боялся быть обнаруженным этими ублюдками и ему было все равно, что, возможно, этот незнакомец, стоящий перед ним, сдаст его. Ведь как разница? Они все равно узнают о его побеге. Не растерявшись, мужчина поспешил ретироваться в лес. Шел он тихо, избегая веток и листьев, которые наверняка бы неприятно захрустели под его босыми ногами. Семимильными шагами он удалялся от дурдома, в котором провел лучшие месяцы своей жизни. Погони вроде бы не было, никто ему ничего не кричал, поэтому он был спокоен. Повезло так повезло, эти идиоты из-за своих хиленьких фонариков ничего не смогли разглядеть.
Вскоре темноволосый оказался в километре, а то и больше, от психиатрической клиники. Миновала ли опасность? Как считал он сам, вряд ли, ибо эти олухи наверняка собрали поисковой отряд, который сейчас же примется прочесывать лес. Стоит поскорее выбраться в город — там можно будет действительно скрыться, сменить имя и продолжить жить своей прошлой жизнью. Да, он собирался вернуться обратно в разведывательный отряд. Он не завершил ещё свою миссию, поэтому не имеет никакого права покидать легион скаутов. То, что его упекли в психушку, — всего лишь ошибка. Ему место только в рядах разведотряда. Пройдя несколько метров, Ривай внезапно свалился в какую-то яму. От неожиданности он глухо "акнул". Он оказался на дне глубокой ямы, которая, очевидно, была изначально ловушкой для диких дверей. Рост у капрала был небольшой, поэтому выбраться оттуда было невозможно — ухватиться даже не за что. Нахмурившись, темноволосый посмотрел вверх. Сердце забилось быстрее. Неужели именно в этом месте он и погибнет? Не как нормальный солдат, а как какой-то отброс? Разве этого он хотел? Если санитары придут сюда и найдут его, то пиши пропало. Хотя, возможно, что незнакомый силуэт вернется и поможет Риваю выбраться из этого затруднительного положения. Однако это маловероятно... Его ведь наверняка схватили уже, так?
— Не думал, что проведу остаток жизни в выгребной яме, — тихо проворчал мужчина холодным тоном. Смириться с таким положением он, конечно, не мог. Не в его репертуаре это. Поднявшись на ноги, он принялся оценивать ситуацию и обдумывать план действий. Стоит учитывать так же и то, что действовать надо быстро и четко, любая ошибка может стать фатальной.
Вы здесь » Shingeki no Kyojin: Betsu mondai » Отыгранные эпизоды » [AU] Хищники