Сюда Ей уже давно не снились кошмары, с той самой темной поры, когда её совсем малышкой разделили с родителями. Тогда страх не отпускал девочку из своих цепких лап многие недели, мучая её во сне и наяву, а потом он ушел, растаял, в свете повседневных забот и  новых, пусть не всегда радужных, впечатлений. С тех самых пор кошмары редко навешали Кэти, а если  и приходили к ней, то не задерживались в её памяти надолго. Девочка беспокойно перевернулась на другой бок, натянув потертую ткань, что служила ей одеялом, прямо до кончика носа. На лбу выступили испарины, было видно, как глаза  лихорадочно бегают под закрытыми веками, а губы то и дело дергаются, словно Кэт хочет что-то сказать.
   Ей снилось её прошлое. Снился один из тех дней, когда она чувствовала себя совершенно потерянной, напуганной, одинокой и маленькой. Тогда она ещё не понимала, что же произошло, она вообще отказывалась принимать действительность, ей просто хотелось к маме, но никого не волновали её желания. Девчушку заставляли делать мелкую работу по типу: убери, подай, принеси. Её хозяева просто пока  ещё не решили, куда девать малявку, что испуганно крутится под ногами. Для тяжелой работы она была ещё мала и несмышлена, а так – раздражала. Именно поэтому приказы всегда отдавались нервным, повышенным тоном и нередко сопровождались тычками, нет, её не избивали до полусмерти, но всё равно было обидно и страшно. Она еще была мала и не понимала чем вызвано такое отношение к ней, не понимала она также и то, что ненавидит своих хозяев, в те дни страх затмевал все иные чувства.  Но однажды всё изменилось, Кэти не помнила, сколько же дней она провела, выполняя черную работу, ей казалось что месяцы, на самом деле прошли дни, но всё изменилось, её заприметил пожилой батарианец, когда девочка пробегала рядом с машинным отделением. Тогда она еще она не могла точно определять возраст своих мучителей, но в том случае - догадалась, уловив  некоторые, старческие интонации в его голосе. У Кэт был прекрасный слух.
  Механику, а этот батарианец был старшим и, на тот момент, единственным механиком на небольшом корабле, нужен был кто-то юркий, способный пролезть в труднодоступные места, дабы помочь ему устранить неисправность, и Кэт вполне подходила для этой роли. Он не кричал на неё и не подгонял обидными тычками. Подозвав девочку и взяв её за плечи, он отвел её в машинное помещение. Там он неспешно объяснил задачу, внимательно посмотрев в белесые глаза, но увидев в них лишь страх и панику, повторил всё вновь, размеренным и спокойным голосом и лишь когда  девушка кивнула, а на её лице промелькнула тень осознанности,  он убрал свои ладони с худеньких плеч, уступая ей дорогу. Кэт сделала что он просил, она была рада впервые за долгое время услышать что-то, что больше напоминала просьбу, нежели приказ, и поэтому старательно и аккуратно выполнила всё, что сказал ей батарианец.
С тех самых пор она и осталась подле него, раньше, у Чаруна – механика, был помощник, но недавно он пропал во время одной из стоянок, поговаривали, что он вступил в ряды наемников. Пожилой батарианец не стал искать  ему замену,  решив, что легче втолковать всё послушной и покладистой человеческой девочке, что  так радостно откликалась на его теплоту, чем искать еще одну горячую батарианскую голову. Тем более, говоря на чистоту, он был пока в состоянии и сам заботиться о вверенном ему корабле.
   Она помнила что в тот день, после того как  она закончила помогать Чаруну, он неловким движением потрепал её по голове, эта была первая  ласка за долгое-долгое время. Он даже разделил с ней часть своей трапезы и надо сказать, что паек экипажа разительно отличался от пайка раба.
  Чарун был добр с ней, хоть и не сюсюкался, его похвала была делом редким, но всегда заслуженным, он, вероятно,  по-своему любил её, но не слепой и эгоистичной любовью, а более крепкой, более уважительной. Иногда он  ругал её и наказывал, но всегда по делу, он относился к ней почти как отец. Когда она плакала, а плакала Кэт редко, он просто ждал момента,  когда поток эмоций утихнет, а после, говорил ей, что если она хочет что бы её никто не  смог обидеть, она должна учиться. Учиться всему чему только сможет, учиться, дабы выжить. В свою очередь он учил её всему что знал сам, с терпением заслуживающим уважения.
  Краткий звонок будильника прервал кошмар, Кэти села, тря глаза ладонями, отгоняя смутные очертания кошмара, ей пора уже начинать уборку в своей каморке, а после идти за едой Чаруну и себе, что она и сделала. На корабле к ней относились уже лучше, раздражение сменилось равнодушием, её воспринимали как часть корабля, что-то не слишком важное, но уже своё, поэтому на неё не косились и не толкали. Пока вещь выполняет свою функцию, она полезна, тем более у неё уже начиналось хорошо получаться.  Возвращаясь обратно, с едой, Кэти столкнулась нос к носу с помощником капитана, который, жнец знает что забыл в этой части корабля, его оскал заставил  её вспомнить свой сон. Она видела маму, видела, как та вырывается из казавшихся ей огромными рук оскалившегося батарианца,  кричит её имя, и сама Кэти тянется к ней изо всех сил, но чьи-то сильные руки, бесцеремонно тащат её куда-то, всё дальше от мамы. Так ли было всё на самом деле или нет, она уже и не вспомнит, может, всё это было лишь плодом детского  воображения, но тот страшный  оскал она запомнила на всю жизнь. Она ненавидела батарианцев, не всех, нет. Чаруна она даже любила, а ко многим на корабле - привыкла, но все же, она ненавидела саму  расу в чьих принципах брать разумных существ в рабство.
Прошмыгнув мимо, стараясь не смотреть в эти глаза, она  быстренько добралась до каюты.
-А, это ты?  Завтрак уже принесла, хорошо, что тут у нас… - потирая руки и подвигая ближе преподнесенную ему еду, проговорил Чарун.
- Тарка просил передать, что если ты не починишь  морозильные камеры, то на обед можешь не рассчитывать,– буднично отозвалась она, принимаясь за еду. Конечно, она знала наизусть почти весь тот словесный поток возмущений и восклицаний в некуда, который породит эта фраза, и от этой стабильности и ощущение защищенности ей хотелось улыбаться. Здесь, рядом с Чаруном она не чувствовала себя рабыней, она чувствовала себя членом семьи, его семьи.